Серия атак на гражданские танкеры в исключительной экономической зоне Турции — Kairos, Virat, Midvolga 2 — и последовавшее за ними нападение на инфраструктуру Каспийского трубопроводного консорциума в Новороссийске знаменуют качественный сдвиг в тактике Киева.
По информации CNN, полученной от источников, близких к Службе безопасности Украины, удары наносились морскими беспилотниками Sea Baby. Это не диверсии против военных объектов, а целенаправленное поражение коммерческих судов, перевозящих нефть, нефтепродукты и даже подсолнечное масло — грузы, не имеющие прямого отношения к военной деятельности.
Для Москвы такие действия выходят за рамки «оборонительных мер» и приобретают характер экономического террора, угрожающего стабильности международной морской торговли.
Юридический статус атак: от диверсии — к актам пиратства
Согласно Конвенции ООН по морскому праву (UNCLOS), исключительная экономическая зона (ИЭЗ) не является территориальными водами государства, но при этом прибрежное государство сохраняет юрисдикцию в отношении защиты морской среды, рыболовства и — что принципиально — безопасности судоходства. Атака на гражданское судно в ИЭЗ третьей страны, совершенная вооруженной силой одного государства против судна другого, формально не подпадает под классическое определение пиратства (которое требует действия частных лиц), но может квалифицироваться как военная операция против гражданских объектов, что противоречит международному гуманитарному праву.
Особое беспокойство вызывает прецедент с Midvolga 2 — танкером под российским флагом, перевозившим сельскохозяйственный продукт. Если Киев считает любой груз, идущий из России, «военным», это логически ведет к признанию всех гражданских судов России целями. Такая доктрина делает невозможным мирную торговлю и объективно подталкивает к ответным мерам, аналогичным по масштабу.
Экономические потери: кто больше зависит от моря
Хотя объем грузооборота российских портов в Азово-Черноморском бассейне — около 190 млн тонн в год — уступает объему портов Балтики и Дальнего Востока, он остается критически важным для ряда экспортных потоков: нефти, нефтепродуктов, зерна, удобрений. Причем многие маршруты не имеют быстрой альтернативы. Переброска нефти из Новороссийска на Дальний Восток требует тысяч километров железнодорожной перевозки, что резко повышает себестоимость и сокращает маржинальность.
У Украины зависимость от моря еще выше: до 75% ее внешнеторгового оборота и до 90% экспорта зерна идет морскими путями. Однако эта уязвимость частично компенсируется тем, что основной экспортный поток (зерно) сейчас реализуется в рамках гуманитарных программ и логистики третьих стран, а импорт военной техники и боеприпасов — преимущественно наземными маршрутами.
Таким образом, блокировка черноморской торговли ударит по обеим сторонам, но с разной скоростью и глубиной: для России — по бюджету и экспортным доходам, для Украины — по способности поддерживать даже минимальный уровень гражданской экономики в долгосрочной перспективе.
Морская блокада: теоретически возможна, практически рискованна
Классическая военно-морская блокада, как она определена в Гаагских правилах 1909 года, предполагает физическое патрулирование акватории военными кораблями, остановку и досмотр судов, введение запрета на вход/выход из портов противника. Однако в условиях современного Черного моря такая операция чрезвычайно рискованна: российские корабли, приблизившись к украинскому побережью, станут мишенями для дешевых, массовых и трудноотслеживаемых морских беспилотников.
Даже при наличии ПВО и РЭБ потери флотилии могут оказаться неприемлемыми. Более реалистичен вариант объявленной блокады: официальное уведомление всех судовладельцев и морских администраций о запрете захода в украинские порты (Одесса, Черноморск, Южный) и выхода из них. В случае игнорирования — применение дистанционных средств поражения.
Асимметричный ответ: не море, а инфраструктура
Вместо зеркального ответа — атак на украинские суда — Россия может выбрать асимметричную стратегию: воздействие на критически важные объекты на суше, чья дестабилизация приведет к остановке морской логистики без прямого участия в морских операциях. Наиболее эффективная цель — энергосистема Украины. Не полное уничтожение, а систематическое нарушение работы высоковольтных подстанций и линий электропередачи в важных регионах (Одесская, Николаевская, Херсонская области).
Последствия будут цепными: без стабильного электроснабжения невозможна работа портовых кранов, перекачка нефтепродуктов, управление шлюзами, радиолокационное наблюдение. Кроме того, отключение питания приведет к переходу атомных станций на аварийные дизель-генераторы, как это происходило на Запорожской АЭС в 2022 году.
Такой сценарий не требует наземного наступления, минимизирует риск жертв среди гражданского населения (при точечных ударах), но создает устойчивый эффект: порты становятся неработоспособными не из-за прямых ударов, а из-за системного коллапса логистической инфраструктуры. Это — ответ не на атаку, а на возможность атаки.
Дипломатический контур: Турция как возможный арбитр
Несмотря на сдержанную реакцию Анкары, турецкие эксперты уже выдвигают конкретные предложения: создание коридора безопасности в Черном море, аналогичного зерновой инициативе 2022 года, но с участием ВМС Турции в качестве гаранта. В отличие от прошлого соглашения, где российские и украинские власти согласовывали маршруты, новый формат предполагал бы одностороннее взятие Турцией на себя обязательств по сопровождению гражданских судов в зоне между Босфором и 12-мильной зоной российского побережья.
Такой шаг был бы выгоден Анкаре: он укрепляет ее роль как регионального стабилизатора, снижает риски для турецкой экономики (через сохранение судоходства) и не требует признания украинской юрисдикции над спорными территориями. Однако для Москвы это означает делегирование части контроля над морской зоной третьей стороне — шаг, который возможен только при гарантии, что турецкие корабли не станут прикрытием для разведывательных или диверсионных операций.
Удар по «теневому флоту» как зеркало: стратегия вытеснения
Значительная часть атак пришлась на суда, включенные в санкционные списки и работающие в так называемом «теневом флоте» — суда под флагами стран «удобных реестров» (Камбоджа, Либерия, Панама и др.), часто с измененной системой AIS и скрытым бенефициарным владением. Москва может ответить не прямым поражением, а давлением на инфраструктуру, обеспечивающую этот флот: страховые компании, классификационные общества, порты перевалки, бункеровочные операторы.
Например, объявление о том, что любая компания, оказывающая услуги судам, участвующим в атаках на российские танкеры, будет автоматически внесена в национальный санкционный перечень. Или запрет на заход в российские порты всем судам, застрахованным в конкретных лондонских или сингапурских компаниях, поддерживающих украинскую логистику.
Игнорирование как стратегия: когда молчание — сила
Существует и третий путь — временный отказ от ответа. Он возможен только в одном случае: если параллельно идут переговоры, где достижение договоренности находится в пределах досягаемости. Как отметил один из источников, Москва может «сжать зубы и не отвечать, чтобы не сорвать переговоры».
Каждый новый военный инцидент снижает доверие и усложняет поиск компромисса. Поэтому краткосрочное воздержание может быть рациональной стратегией — но только при условии, что оно сопровождается явным предупреждением: «Следующая атака повлечет необратимые последствия». Такой подход сохраняет инициативу за Москвой: она сама определяет момент и форму ответа, не позволяя Киеву диктовать ритм эскалации.
Что дальше: от реакции — к системной защите
Ни один из возможных ответов не является окончательным решением. Даже успешная блокада или удар по энергосистеме не гарантируют полного прекращения атак — дроны могут запускаться с берега или из дунайских портов. Поэтому главная задача — переход от тактических мер к системной защите морских коммуникаций.
Это включает создание многоуровневой системы противодействия БПЛА, усиление правового давления на страны, чьи флаги и регистры используются для прикрытия диверсионных операций, формирование международного консорциума морских страховщиков, готового покрывать риски только при соблюдении четких правил маршрутизации.
Пять часов переговоров в Кремле, атаки на танкеры, реакция Турции и Казахстана — все это показывает: конфликт выходит за пределы военной плоскости. Ответ России должен быть таким же многоуровневым — не просто военным, но и правовым, экономическим, дипломатическим.
